У меня две работы, и странным образом мой начальник на первой – у него тоже две работы – мой подчиненный на второй. Не то что бы прямой подчиненный, но там я все-таки рангом повыше. Хотя на первой – он мой непосредственный начальник. Представьте теперь трудности, с которыми нам пришлось столкнуться, когда необходимо было проявлять административное рвение или апломб.

Мы сначала без разговоров, уяснив себе позиции, негласно решили вести себя в отношении друг друга нейтрально и почти на равных.

Однако это сильно бросалось в глаза, поэтому небольшие движения указующим перстом поначалу мы воспринимали даже с улыбками. Однако потом мой отпуск был перенесен на менее благодатное время года, на конец февраля, и последним, кто поставил свой росчерк на бумаге, как я дознался, был именно он.

Я тотчас предпринял ответные меры, и моего начальника переместили в кабинет похуже, со старым компьютером, который жужжал.

На следующий день я узнал, что мой рабочий день сокращен на два часа, со всеми вытекающими.

В ответ я подселил к нему в кабинет молодую болтливую сотрудницу и таджика, проходящего у нас практику.

С утра все было тихо, но вот когда я добрался вечером на следующую пашню, то узнал, что на меня написана докладная, где я предстаю этаким коррупционером, растратившим впустую мелкий бюджет на оргтехнику. Это было уже слишком, он пытался перебить меня на моем собственном поле! Я тотчас перевел его, приложив огромные усилия политикана, в подвал на склад, с одной тусклой лампочкой у потолка.

Наутро мне предложили написать две объяснительных, обе деликатного свойства, о таких вещах, которые, я надеялся, никто никогда не узнает. Естественно, я тотчас изготовил анонимку и отправил на самый верх.

Когда моя жизнь, – и его, наверное, тоже, – превратилась в ад, именно тогда все кончилось. Нас пригласили на ковер, отчитали, и уволили. Вечером то же произошло и в моей конторе, только сначала дали подписать увольнительную, а потом сказали несколько нелестных слов.

Расходясь, мы состроили друг другу отвратительные рожи, а когда оказались на улице, вдруг, не сговариваясь, вцепились один в другого, натужно дыша пытались свернуть друг другу шеи, упав на землю, катались по ней, пытаясь забраться один на другого, били по щекам, царапались, и даже раз кто-то из нас попытался заехать другому кулаком в лицо, но тотчас отдернул его с плаксивым возгласом. Трещала одежда, лица покрывались пылью… пока мы окончательно не выдохлись.

Тогда мы сели, я помню, у него была порвана штанина до колена, и обычно хорошо уложенные волосы стояли торчком, - я выглядел не лучше, - и он сказал:

– Вот… вот с этого и надо было начинать!

Мы разошлись, и с тех пор я больше одной работы в продолжение дня не имею.